– Я тоже ничего не забыл… Не могу рассказать тебе всего, но может так случиться… В общем, если у тебя спросят про меня, что это за человек с тобой на снимке стоит, ты должен сказать, что это твой подельник.

Матвей неожиданно вскинул голову:

– Братуха! Ты знаешь, на что меня толкаешь? Если люди узнают, что я с ментом порожняк гоняю, то меня просто заточкой проткнут! На каком основании я должен чернуху гнать? По жизни я чистый и с легавыми не контачил.

Матвей прикурил, и Захар заметил, что руки его при этом мелко подрагивают.

– Об этом никто не узнает.

– Даже если и не узнают, как я людям в глаза смотреть стану?

– А если я тебя об этом очень попрошу?

Матвей задумался. Он переламывал себя нынешнего, уже сформировавшегося, со своими стойкими убеждениями. Подобные усилия даются нелегко.

– Ладно, но ты должен выполнить мое условие, – посмотрел он на бывшего друга. Захар увидел, что его глаза, прежде глубинно-синего цвета, заметно выцвели в тюремных стенах.

– Все, что в моей власти, – пообещал Захар, – если ты не попросишь сорвать с неба звезду или переплыть океан.

Матвей улыбнулся:

– Все гораздо проще. Скоро меня переведут в колонию, мне бы хотелось персидского кота. С животными как-то веселее тянуть срок.

Теперь перед ним сидел прежний друг – тонкий, ранимый, готовый пригреть каждую божью тварь. Трудно поверить, что это именно тот самый наркоман, в которого он когда-то целился из снайперской винтовки.

– Уж в этом я тебе не откажу, – улыбнулся Захар. – Помню, ты всегда животных любил, вокруг тебя вечно стая собак бегала.

– Теперь я собак ненавижу, – зло процедил сквозь зубы Матвей. – Слишком громко лают. Насмотрелся я на них на зоне… Вот кошки, да! Кошек люблю. – Голос его чуть потеплел. – На баб они похожи. Ее гладишь, а она хвост поднимает. У меня ведь был перс, да один чертила его лопатой зарубил. Пришлось убить его, за это еще пятерик добавили.

Говорил он без эмоций, как о чем-то самом обыкновенном. Все выстрадано и перетоптано. Не душа, а буераки.

Требовалось сказать что-то ободряющее, но не получалось, и Захар лишь не без труда выдавил сочувствующую улыбку.

– Тебе кошку или кота?

Матвей задумался надолго: похоже, что вопрос имел для него принципиальное значение.

– Лучше кошку, – наконец произнес он, – пускай плодятся. У тебя есть еще ко мне что-нибудь?

Разговор начинал его тяготить, трудно было поверить, но он рвался в тесноту камеры.

– Нет… Я тебе буду писать.

Матвей поморщился:

– Только не часто, я не очень люблю отвечать на письма.

– Я тебя понял, ты всегда был дипломатом.

Передние двери «уазика» распахнулись почти одновременно. Двое омоновцев устроились на переднем сиденье, третий уверенно потеснил Матвея, лишь последний, с короткой стрижкой, терпеливо дожидался, пока Захар покинет салон. И только после этого юркнул в машину, на ходу отстегивая от пояса наручники.

«Уазик» не задержался, тронулся почти мгновенно и еще через несколько секунд в сопровождении «Гранд Чероки» исчез.

Дверца «Судзуки» распахнулась, из салона вышел молодой мужчина в клетчатой рубашке и упругой походкой направился прямо к Маркелову. Захар не сразу узнал в нем следователя по особо важным делам – два часа назад на Володе был совершенно другой костюм. «Он что, в машине, что ли, переоделся?» – недоуменно пожал плечами Маркелов.

– Сегодня по программе «Время» покажут специальный репортаж о захвате банды киллеров. Кроме вашего дружка, телезвездами станут еще три человека, уже выловленных. Но это еще не все, будет показана фотография, на которой вы вдвоем с Матвеем, – и, видно, предупреждая возражение, строго добавил: – Так надо!

– Понял, – глухим голосом проговорил Захар.

– На той фотографии вы будете узнаваемы, ее покажут крупным планом, – пообещал Володя. – Наверняка эта картинка не пройдет мимо ваших сослуживцев, так что не надо открещиваться, что на ней запечатлен кто-то другой. Отвечать вы должны в высшей степени дипломатично, потому что люди, которые будут спрашивать об этом, способны почувствовать малейшую фальшь.

– Понимаю.

Владимир жестко улыбнулся:

– Понимать мало, нужно селезенкой прочувствовать. Не хочу вас пугать, но ваша дальнейшая судьба во многом зависит от того, как пройдет это дело. Кроме дружбы с Матвеем, за вами числится еще несколько грешков. Например, месяца полтора назад вы подрались в ресторане «Маяк» и размахивали оружием. Пока все это мы держим под сукном, но в случае хотя бы малейшей промашки вам припомнят все, – и, как-то странно улыбнувшись, добавил: – И даже то, чего вы, возможно, не совершали. А теперь давайте расстанемся. Вам нужно сосредоточиться, завтра у вас будет очень непростой день.

Информационная программа «Время» была едва ли не единственной передачей, которую Иван Степанович старался не пропускать. Смотрел ее от начала и до конца. Вечером можно было расслабиться: раскинуться на мягком уютном диване и, попивая холодненькое пиво, с философским спокойствием наблюдать за тем, что там накопилось за день.

Сутки прошли на удивление спокойно: ни одного террористического акта, ни стрельбы, ни погони, даже ураганы прошли где-то стороной, лишь самым краешком зацепив Хабаровский край. Передача проходила не особенно живо, и предпочтение все больше отдавалось политическим дрязгам. И, видно, чтобы уж совсем не заскучал многомиллионный телезритель, в конце программы диктор почти торжественно объявил, что поймана банда киллеров.

Федосеев отставил на время бутылку с остатками пива и внимательно уставился на экран. Крупным планом показали двух человек с кровоподтеками на лице: похоже, оперативная группа не очень церемонилась, когда производила задержание. Третий напоминал студента-старшекурсника, сидел за столом в кабинете следователя и, вероятно, давал первые показания.

Совсем неожиданно во весь экран всплыла любительская фотография, и голос за кадром, твердо чеканя каждое слово, сообщал о том, что на снимке запечатлен организатор банды.

С правой стороны стоял Петров. Он был значительно моложе, видно, снят в пору своей юности, но то, что запечатлен был именно он, не вызывало никаких сомнений. Иван Степанович успел даже рассмотреть его родинку на заметно раздвоенном подбородке. Фото исчезло, как и появилось, пробыв на экране всего лишь секунды три-четыре.

Федосеев сделал очередной глоток. Пиво не пошло, неожиданно сделавшись противным и горьким.

Иван Степанович выключил телевизор – более интересное вряд ли покажут. Накинул пиджачок и вышел на улицу.

В конце дома стоял старенький «Москвич», в салоне – пусто. Стараясь не смотреть в сторону автомобиля, он направился к ближайшей телефонной будке. Покурив немного рядом, Иван Степанович не обнаружил ничего подозрительного и быстро по памяти набрал нужный номер.

– Видел? – коротко спросил он.

– Да, – отозвался низкий мужской голос.

– Он, падла, нас всех завалит! Знаешь, что делать?

– Конечно, командир.

– Тогда не тяни, чтобы все путем было.

– Можешь не сомневаться, сделаю все в лучшем виде.

Настроение улучшилось, но ненамного. Сразу, конечно, не уснуть, всю масть испоганил, падла! Придется принять какое-нибудь снотворное и на боковую.

В этот раз в салоне «Москвича» кто-то был. Неподвижно сидел за рулем и разглядывал пространство перед собой. Федосеев равнодушно проследовал мимо, докурив сигарету, швырнул ее в траву и скрылся в полумраке подъезда.

Информационную программу Филин досмотрел до конца. Затем заварил себе чаю и налил в него две ложки бальзама. Вещь хорошая, успокаивает. Вкус чая был приятный, немного терпкий, но сейчас хотелось именно такой горчинки.

Выпив полкружки, Филин поднял телефонную трубку и набрал несколько цифр.

– «Время» смотрел? – хмуро поинтересовался он.

Абонент хмыкнул и саркастически произнес:

– От начала и до конца.

– Оказывается, нашего друга заперли. И, кажется, надолго. Он может расколоться. Ты узнал, где он находится?