Старик остановился, посмотрел на купола церкви Всемилостивого Спаса.

Охрана его и вправду была на высоте. Каждый из них прошел школу десятого управления и был настоящим профессионалом. Единственное, что они не умели делать, так это проскакивать в игольное ушко, как полагалось добрым молодцам. А так, во всем остальном полный порядок. Каждый из них ушел со службы в последние годы по самым разным причинам (личным, государственным, из-за разногласия с начальством), чтобы встретиться в охране Гоши Антиквариата. И каждый из них, не желая вникать в деловую жизнь старика, предпочитал считать, что прикрывает грудью от пуль человека государственного масштаба.

Отчасти так оно и было в действительности.

Вдоволь налюбовавшись блеском куполов, Гоша Антиквариат слегка замедлил движение, обождав, пока расторопный охранник распахнет перед ним массивную дубовую дверь, и уверенно шагнул в зал, освещенный зеленоватыми огнями.

Еще двое его телохранителей застыли у входа, давая понять, что готовы пресечь любую попытку проникновения в здание. Впрочем, подобная мера была излишней, прохожие, разглядев малоулыбчивых господ в дорогих костюмах и с сотовыми телефонами в руках, старались побыстрее проскочить мимо, даже не задерживая на них взгляда.

В баре сидели шесть человек: четверо за одним столом у самой двери и двое в глубине, у самой стойки. Как и полагалось, сидели лицом к двери и настороженно реагировали на каждый шорох за порогом.

Бармен, низенький лысоватый человек лет тридцати, учтиво улыбался гостям и с расторопностью ящерицы выполнял любой заказ. Клиенты не замечали его. Разве что требовалась иногда закусь, и тогда достаточно было поднять палец, чтобы бармен, воодушевившись, представал перед гостями, как верный сивка-бурка перед любимым хозяином.

Гоша Антиквариат опоздал на пятнадцать минут. Так надо. Есть пословица: точность – вежливость королей. Что довольно верно, ибо подневольные министры в приемной государя могут ждать бесконечно долго. Но он приходит минута в минуту, не заставляя их волноваться. Гоша Антиквариат хотел, чтобы его ждали. Не следовало злоупотреблять собственным могуществом, но несколько минут будет на пользу.

Старик никому не стал подавать руки, лишь слегка кивнул и сел на стул, подставленный телохранителем.

– Ты меня звал? – спросил Сева Вологодский.

Заносчивость Антиквариата была неприятной, если не сказать большего.

– Оставьте нас, – сказал он, чуть обернувшись.

И телохранители, не привыкшие выслушивать приказы дважды, отошли на несколько шагов. Недалеко, конечно. Ровно на такое расстояние, чтобы не слышать, о чем пойдет речь, и чтобы в случае необходимости оказаться рядом.

Гоша Антиквариат грустно произнес:

– Ты знаешь, почему я выбрал именно этот бар?

– Понятия не имею, – как можно равнодушнее произнес Сева Вологодский.

– Старость, знаешь ли, очень способствует пониманию жизни. Посмотри в это окно, что ты там видишь?

Сева Вологодский слегка повернул голову. Его раздражение почти прошло. Этот старик всегда был чудаковатым.

– Ну и что я там должен увидеть? – спросил вор.

– Церковь, мой друг! Купола! – почти восторженно протянул Гоша Антиквариат. – Неужели у тебя не замирает сердечко от этого?

– Я не столь сентиментален, – мрачно буркнул Сева.

– Ничего, это проходит с возрастом. А церковь эта называется Происхождение Честных Древ, или, иначе, Всемилостивого Спаса. Не правда ли, сколько музыки в этих словах. А по другую сторону, – голос старика сделался зловещим и больше напоминал шипение змеи, – кладбище. Довольно веселенькое соседство. Так вот. Я тебе хочу сказать, чтобы на этом чистом кладбище был похоронен человек, который сорвал нам… акцию. И по чьей вине мы понесли огромные убытки. А если ты этого не сделаешь, так можешь смело подбирать место и для себя, – почти ласково пропел старик.

Взгляд Гоши Антиквариата был взглядом пресмыкающегося – холодный, застывший, какой может быть только у змеи, когда она поднимает голову, но не для того, чтобы ужалить, а лишь затем, чтобы смертельно напугать.

Старый вор владел искусством леденящего взгляда в совершенстве. Впрочем, его угрозы никогда не были голословны, и он всегда доводил их, если была необходимость, до логического конца.

– Ты меня понял, сынок? Что же ты молчишь, или у тебя язык к небу прилип?

Как это ни странно звучало, но Севу Вологодского действительно вдруг одолела неимоверная немота. Язык неожиданно сделался большим, занял всю ротовую полость и теперь больше напоминал неподъемное бревно, чем чувствительный орган. Но если признаться в этом Гоше, так того непременно разобьет от смеха паралич – старикан обладал необычайно тонким чувством юмора.

– Да, – наконец выдавил из себя Сева Вологодский.

Таких, как Антиквариат, в России было всего лишь шесть человек. Двое оставались на воле: один был в Москве, другой в Питере, а вот четверо решили не покидать тюрьму вообще, признав ее своим домом. Между собой эти патриархи криминала связаны были невидимыми нитями и знали о делах друг друга практически все. И если Леня Колымский нечаянно чихал в Магадане, то Мельник непременно слал ему из Петербурга маляву с пожеланием скорейшего выздоровления.

Наверняка о предстоящем разговоре Антиквариат предупредил и своих древних корешей. Не мог не перестраховаться!

– Вот и отлично, – бодро сказал старик. Змея заползла в густые кусты, спрятав свое ядовитое жало. – А знаешь, ты плохо выглядишь, – посочувствовал он, приподнимаясь. – Я бы советовал тебе приналечь на фрукты. Витамины – первейшая вещь! Как можно больше прогуливайся на свежем воздухе, заряжай кровь кислородом. Это сейчас ты не ощущаешь своего здоровья, потому что молод. А будет тебе столько лет, сколько мне, так ты непременно задумаешься. – Слегка поклонившись, он повернулся к двери, а на прощание добавил: – Следи за собой, если хочешь дожить до преклонного возраста.

Глава 55

РАСПЛАТИТЬСЯ? ЛОВИТЕ ПО ПУЛЕ!

Смеркалось. Девять часов вечера. Огромный красный диск низко завис над горизонтом и, похоже, не очень-то торопился скатываться вниз. Но впечатление было обманчивым – уже через несколько минут он спрячется ровно наполовину, и город мало-помалу станет погружаться во тьму.

Иван Степанович сидел на скамеечке и тихонько покуривал. Это была уже вторая сигарета. Первая, скуренная по самый фильтр, лежала под ногами, зарывшись в ржавую пыль.

В доме напротив, с огромным участком, огороженным трехметровым кирпичным забором, было тихо. Если не сказать точнее – абсолютно никаких признаков жизни. Но Федосеев знал, что это не так. В доме находились два парня. Один, лет двадцати двух, весь конопатый, похожий на простачка из сельской глубинки, другой – немного постарше, с тонким аристократичным лицом, серьезный и даже слегка смурной, как будто бы с пеленок сидел в государственных палатах. Иван Степанович успел к ним приглядеться за последние три дня, с тех самых пор, как стал вести наблюдение за домом. Их встречи были по большей части случайными, где-нибудь в продуктовом магазине, когда один из молодцев отправлялся прикупить колбаску с хлебушком, да и выпить чего покрепче. Но в любом случае они никогда не выходили вдвоем, один из них всегда находился в доме. Но и тогда между ними существовала бесперебойная связь в виде мобильной «трубы», которая кокетливо торчала из кармана легкой рубашки у каждого.

Солнце скрылось уже на три четверти. И во многих окнах вспыхнул свет. Лишь в доме напротив упрямо берегли электроэнергию.

«Пора», – решил Иван Степанович. Он уверенно поднялся, отшвырнул далеко в кусты недокуренную сигарету и бодро направился к небольшому каменному домику. Теперь он мог с уверенностью сказать, что о парнях из дома он знает все. Или правильнее будет сказать, почти все. В конце концов, ему неведомо – ходили ли они в детский сад или когда избавились от обременительного звания – девственник и сколько женщин перепробовали… впрочем, его это не интересовало. Важна суть! А люди, с которыми ему предстоит разговор, весьма опасны, о чем говорит их немалый уголовный послужной список. Конечно, они обыкновенные бакланы, но в перспективе их ожидает статус положенцев, что само по себе тоже очень немало.